— Што-о?! — Леха отскочил назад, рванул кобуру, выхватил наган. — Идем, а то пристрелю на месте!
Пытаясь выбить наган, кто-то сзади ударил его под локоть. Грохнул выстрел. Стоявший рядом с Маркелом старик Нечаев схватился за живот, упал, забился в судорогах. На Леху кинулись со всех сторон. Кто-то вгорячах ударил его поленом по голове. И сразу все затихли, расступились.
— Кажется, готов...
— Царство ему небесное!
Старик Нечаев тоже вскоре скончался...
Костер потух. В темноте мужики сидели и лежали на земле, молчали. Только красные огоньки самокруток вспыхивали и гасли. Ночь уходила к рассвету.
— Што вот теперь делать? — не выдержал один.
— Наломали дровишек...
— Может, простят?
— Может — надвое ворожит.
— Не простят, мужики, — вздохнул кто-то. — Ежели за долги порят нещадно, то за такое — точно повесят...
— Уходить надо, пока не поздно, — поднялся Маркел. — Сколько вам об этом толковать?
— Уходить?! — раздался злой голос. — Куда уходить от семьи, от детишек? Это ты заварил кашу, а нам теперяча всем расхлебывать!
— Он нарочно так сделал, мужики! Штобы домой нам возврата не было!
— Тебя первого и хлопнуть надо было, сволочь большевистская!
— Ну, вы потише! Расходились тут! — крикнул Степша Буренков. — Привыкли с больной головы на здоровую валить! Поленом-то кто ударил, Маркел, што ли?
— А может, сделать этак, — рассудил тот, кто надеялся на прощение. — Может, уйти Маркелу одному, мы скажем, што он убил Леху... Ему-то терять неча.
— И правда, сматывайся, Маркелка! Нас тада могут простить.
— Никуда я отсюда не уйду!
— Как не уйдешь? Тебя же первого на первом суку и повесят.
— Всех повесят! Всем надо уходить! — выкрикнул Маркел, потеряв терпение.
— Вот если тебя счас прибить, нам ничо не будет, — сказал кто-то тихо, но так, что слышали все. И все промолчали.
— Убей, если я в чем-то перед тобой виноват, — так же тихо отозвался Маркел. — Но только жизнь я задаром отдавать не намерен. Давай один на один?
— Дак а в чем твоя вина, парень? Понимаем — не за собственную шкуру печешься.
— Семь бед — один ответ, — вздохнул кто-то.
А между тем развиднялось. Серые тени наползали из леса, небо клубилось белой мутью. Тревожное было небо... И тут один хватился — кум исчез!
— Филька-то Казаков иде же? Кум-то мой?
— В деревню, поди, побег, доносить. Штоб себя выгородить... Известный подкулачник.
— Пойдемте, мужики! Поздно будет! — снова заволновался Маркел.
— Легко сказать — пойдемте... А лошадей, а быков куда? С собой забрать — полный разор хозяйству будет. На ребятишек кинуть?..
— А еслиф каратели нагрянут да отнимут?
— Оружие-то есть при вас какое? Приготовить бы надо на всякий случай, — сказал Маркел.
Мужики разбежались по своим заимкам, из заветных тайников доставали ружьишки, у кого и винтовки боевые нашлись. Время тревожное — всяк держал оружие при себе.
Только в лесочке успели собраться — вот они кулацкие дружинники, еще пять милиционеров с ними, а во главе — сам шипицинский урядник Платон Ильин.
— Иде вы тут, сукины дети? — загремел на всю округу урядник.
Дружинники двигались к лесу, держа оружие наизготовку. Степша Буренков вышел из кустов им навстречу, крикнул:
— Не подходи! Нас поболе, чем вас, и у нас тоже ружьишки имеются! Договориться сперва надо, чо к чему... Не подходи, стрелять будем!
Дружинники остановились, толстый урядник Ильин спрятался за их спинами. Тогда вышел вперед поп Григорий Духонин, медленно направился к лесу, выкрикивая на ходу:
— Остановитесь, православные! Не допущайте кровопролития! Себя не жалеете — пощадите детей своих! За смирение бог простит все грехи ваши, а власти даруют вам свободу!..
— Можа, и правду говорит отец Григорий? — сказал тщедушный мужичонка, стоявший рядом с Маркелом. — Не обманет, поди, коли клянется божьим именем? А, мужики?..
— Дак зря турусить не будет, договоренность, должно, у их есть...
Тогда Маркел вырвал у мужичонки ружье, выстрелил вверх. Поп с перепугу взбрыкнул козленком и ткнулся бородой в землю. Остальные тоже залегли, открыли беспорядочную пальбу.
— Отходи! — приказал Маркел.
Мужики, пригнувшись, побежали в глубь леса, отстреливаясь на ходу. Видя такой оборот дела, дружинники побоялись, наверное, преследовать, вскоре позади выстрелы затихли.
Когда вышли на берег Тартаса, все заметно оживились и повеселели.
— Вот так, растуды их в копалку! — возбужденно кричал Степша Буренков. — Спужались? А нас ведь — всего-то горстка! А ежели бы всем миром навалиться?!
— Свобода, братцы, ура!
— Нашего брата, мужика, раскочегарить трудно, а уж зачнем — самому черту рога обломаем, не тока Колчаку!
Маркел молчал, улыбался. И не улыбка это даже была, а жесткая складка на его мальчишески припухлых губах...
И всколыхнулся от края до края весь великий батюшка урман!
К середине 1919 года север Омской и юго-запад Томской губерний был охвачен партизанским движением. Разрозненные силы повстанцев объединялись в группы, отряды, целые армии.
Сначала колчаковские власти не придавали особого значения шабурникам, как презрительно называли они партизан. На усмирение их посылались мелкие карательные отряды, мобилизовались кулацкие дружины, которые нещадно пороли правых и виноватых (разбираться не было времени), иногда грабили и сжигали целые деревни.