Сказание о Майке Парусе - Страница 69

К оглавлению

69

Маркел повернулся к нему, в ответ на приветствие шевельнул разбитыми губами.

— Что же, сын мой, вот и пришел твой черед держать ответ перед богом и перед людьми, — голос отца Григория звучал кротко, с бесконечной печалью. — Упреждал я тебя: не ходи в это полымя адово, не дай совратить себя антихристам. Не послушал... Так послушай теперь хоть совета моего: ты и на свете еще не жил, мученик господний, а утром... Не противься, не гневи господа, скажи им, что требуют от тебя, и за то даруют они тебе жизнь.

Мягко, убаюкивающе звучал бархатный голос. Так бы слушал и слушал... Но когда до Маркела стал доходить сквозь вязкий туман страшный смысл сказанного, он снова, как на допросе, почувствовал гудящую боль в голове, а во рту — соленый привкус крови. По сути, отец Григорий требовал от него то же, что и поручик Храпов, только не бил по раненой ноге, а истязал кровоточащую душу.

Маркел приподнялся на локтях, собрался с силами. Сказал, трудно вылепливая слова разбитыми губами:

— Не понимаю вас, батюшка... Раньше, помнится, пеклись вы о спасении каждой христианской души... Теперь, спасая меня одного, научаете, чтобы я предал и загубил сотни невинных душ...

— Невинных? — голос отца Григория стал наливаться гневом. — Антихристы они, твои товарищи! Взбаламутили народ смутой дьявольской — сын отца, брат брата готовы зубами загрызть! Теперь только уразумел я: пока жив хоть один большевик — не остановить на земле кровопролития.

Маркел сказал грубо, чтобы прогнать попа, избавиться от этих новых пыток:

— Ты и раньше так думал, да трусил признаться... Выжидал, чья сторона верх возьмет... Уходи, поп... Твой язык я пуще польского не разумею...

Отец Григорий резко поднялся с чурбака, взметнув ветер полами рясы. Заколыхался, готовый погаснуть, крохотный огонек свечи. В дверях поп обернулся:

— И это за все добро, какое сделал я тебе... змееныш?! Будь проклят тот день и час, когда обучил я тебя дьявольской грамоте, вразумил книгочейству! А сколько мук принял за тебя, сколько греха на душу положил, спасая от погибели, наставляя на путь истинный?!

Отец Григорий кинулся к свече, схватил ее, обжигаясь расплавленным воском, и выскочил на улицу...


И еще один человек приходил в ту ночь к Маркелу. Этот не стал унижаться и просить часовых, а сделал безумную попытку проникнуть к смертнику в амбар силой.

Перед рассветом, когда темнота особенно сгущается, вдруг раздался за стенами тяжелый топот, потом возня, глухие удары, задавленные вскрики. Кто-то налег на дверь, сотрясая, рванул ее так, что хряснули засовы, взвизгнули вырываемые из косяков железные скобы. Но тут грянули выстрелы, взломщик тяжко рухнул у порога, успев лишь сказать на последнем вздохе:

— Маркелка... Прощай...

Маркел по голосу узнал Макара Русакова. Вспомнил, что Макар оставался в заградительном отряде Золоторенко. Как же он оказался здесь? Значит, добрался до Жибары кто-то из ранее посланных Чубыкиным связных, предупредил Фому, и отряды встретились у села Минино на переправе, и о его, Маркеловой участи стало известно партизанам, — иначе как бы нашел его преданный до гробовой доски, наивный, как малое дитё, богатырь Макар Русаков...

* * *

Далекий грохот пушек, ружейная трескотня, взрывы снарядов и гранат. Отзвуки боя доносятся из тайги? Нет, это гром погромыхивает вдали, и небо на западе затягивается чернотою, в которой судорожно вздрагивают багряные сполохи...

На площади, у избы-сходни, толпится народ: все шипицинцы от мала до стара, да еще из окрестных деревень понагнали, — нелишне для острастки показать, какая участь ждет тех, кто осмелится поднять оружие против самого верховного правителя.

Маркела подвели к высоким воротам, распахнутым во двор сходни. На верхнем брусе ворот покачивалась петля. Он плохо держался на ногах, его поддерживали под руки два солдата.

Подошел отец Григорий, сказал шепотом:

— Не хочешь покаяться перед людьми, покайся хоть перед богом.

Маркел неопределенно качнул головой: то ли не согласен, то ли не расслышал. Поп наклонился к его лицу. Маркел плюнул.

Отец Григорий отошел, спокойно вытер платком волнистую русую бороду. Сказал поручику Храпову:

— Мученик он, страдалец... Таких раньше на кресте распинали...

— Это можно. Тэ-эк... — Храпов по-крысиному повел длинным носом в сторону адъютанта: — Принеси-ка палку... черенок от лопаты.

Потом подозвал конвойных, что-то им шепнул. Солдаты подошли к Маркелу, распяли ему руки, продели палку в рукава пиджака.

Распятого подвели к петле. Толпа молчала. Тихо было. Только земля, казалось, чуть подрагивает от дальних громов.

Большая гроза шла над урманом...

69